Днем рождения советской (а теперь российской милиции) считается 10 ноября (28 октября по старому стилю) 1917 года. Именно в этот день наркомом внутренних дел Российский Советской Федеративной Социалистической Республики Рыковым было подписано специальное постановление, которое звучало так:

1. Все Советы рабочих и солдатских депутатов учреждают рабочую милицию.

2. Рабочая милиция находится всецело и исключительно в ведении Совета рабочих и солдатских депутатов.

3. Военные и гражданские власти обязаны содействовать вооружению рабочей милиции и снабжению ее техническими силами вплоть до снабжения ее казенным оружием.

4. Настоящий закон вводится в действие по телеграфу".

Добежало по телеграфу постановление и до Балакова. Однако этот документ лишь подчинил милицию Советам, а сама милиция заменила царскую полицию еще в марте 17-го по распоряжению Временного правительства.

К тому времени полицейский штат в селе Балакове состоял из пристава, полицейского надзирателя, 3 полицейских урядников и 32 полицейских нижних чинов. У последних в подчинении находились еще и караульщики, или квартальные, которые ночью дежурили на углах кварталов. Содержалась полиция за счет земства, а когда в 1913 году село Балаково получило статус города, частичное финансирование осуществляла городская администрация. Крупных преступлений тогда практически не совершалось. В основном мелкие кражи, которые раскрывались очень быстро. Еще в Балакове существовал жандармский пункт, состоявший из двух унтер-офицеров дополнительного штата Самарского губернского жандармского управления. К тому пункту были приписаны села Балаково и Екатеринштадт (теперь город Маркс) с волостями. Унтер-офицеры должны были контролировать работу полиции и следить за благонадежностью населения (этакий прообраз советского Комитета государственной безопасности - КГБ). В своих донесениях в Самару они сообщали обо всем, что, по их мнению, могло заинтересовать вышестоящее начальство. Вот один из таких документов, датируемый 13 февраля 1899 года:

"Во исполнение личного приказания доношу Вашему Высокоблагородию, что я вместе с унтер-офицером Жосаном совершил объезды участков по волостям Балаковского и Екатеринштадтского уездов и по собранным мной негласным сведениям оказалось следующее. Лиц, состоящих у нас в выписях, подлежащих розыску, на жительстве в селах нами нигде никого не обнаружено. Слухов политического характера или какого-либо особо заслуживающего внимания среди населения, могущих возбудить беспорядки и волнения, не обнаружено. По поводу выдачи продовольственной ссуды из местных общественных магазинов, некоторые крестьяне зажиточные, коим ссуда не выдается, обижаются на такое распоряжение земства, говорят, что земство ихним (так в тексте) собственным хлебом кормит тех ленивых людей, которые никогда хлеба в общественные магазины не засыпали и засыпать не будут, потому что они таковое не сеют, а придется опять же засыпать им, так как приговоры были составлены обществом круговою порукою, ссуда продовольственная как из местных, так и равно из Губернского земства выделяется хорошего качества.

В селе Балакове на мясном базаре местными торговцами вывозится мясо несвежее, заплесненное-лежалое в подвалах давнишней резки, нехорошего качества, которое в таянном виде издает зловонный запах. Местная полиция плохо обращает на это внимание.

Накануне Февральской революции ситуация в Балакове обострилась. Здесь появилось много беженцев, дезертиров и обездоленных женщин, потерявших своих мужей на фронтах первой мировой войны. Поначалу их как-то удавалось сдерживать от открытого выражения недовольства складывающейся в России обстановкой, когда, прежде всего не стало хватать питания: срабатывало привычное чувство страха перед казавшейся сильной царско-полицейской властью. Однако после отречения императора-самодержца Николая II от власти поднимающуюся волну анархии сдерживать становилось все труднее.

Выяснить причину ссоры торговки и пассажирки не удалось, а также фамилию кого-либо из солдат или офицеров узнать не представлялось возможным и куда они едут также не выяснено.

И. о. начальника милиции Логинов.

Ко всей этой неразберихе прибавлялась еще и проблема с выплатой жалованья, которое должно было поступать из казны земства. К началу еще одной революции - Великой Октябрьской - задержка по ней составляла уже два месяца. Однако это не помешало уже упоминаемому Логинову быстро отреагировать на события, которые разворачивались в Петрограде.

"Господину Балаковскому Городскому Голове.

С сегодняшнего дня (точная дата этого рапорта неизвестна) будут приняты самые решительные меры по отражению большевистских организаций. Весь состав милиции твердо и бесповоротно стоит за Временное Правительство и с нетерпением ждет созыва Учредительного Собрания, которое должно дать всему народу твердую почву к будущей светлой жизни. Приняты все меры к восстановлению в городе порядка, тишины и спокойствия. Желательно было бы узнать настроение солдат местной караульной команды, с которой и желательно было бы работать общими усилиями."

Но о каких мерах могла идти речь, когда жалованье по-прежнему задерживали. При существующем в первые месяцы после Октябрьской революции двоевластии - Дума (Учредительное собрание) и Советы - даже неясно было, с кого нужно требовать милицейскую зарплату. И посланная Балаковской городской управой в ноябре 17-го телеграмма в Николаевск (ныне Пугачев) - в земскую управу и начальнику уездной милиции - ушла буквально в никуда, хотя содержание ее было более чем тревожным:

"Убедительно просим перевести жалованье милиции за сентябрь, октябрь, ноябрь. Городская касса пуста. Милиция предъявила категорические требования. Возможны вооруженные беспорядки".

К тому времени и.о. начальника милиции Логинов был уже утвержден в своей должности, но долго на ней не продержался. В феврале 1918-го он передает бразды правления Александру Спиркину, выполнявшему до этого обязанности старшего милиционера. Сколько просидел в кресле начальника балаковской милиции Спиркин, неизвестно. В архиве пока удалось отыскать лишь один документ, из содержания которого следует, что в его подчинении находилось 15 человек: помощник, два старших милиционера, пять младших, четыре пеших и один конный, плюс регистратор-делопроизводитель и писец.

А на охрану общественного порядка заступает еще и Красная Гвардия, созданная при заводе "Муравей" (ныне старый судремзавод) еще в дни Корниловского мятежа в сентябре 1917-го года. У нее был свой штаб и даже свой комиссар внутренних дел - большевик-украинец Автоном Гемма.

Боевое крещение красногвардейцы получили, отразив нападение группы бандитов на казначейство, где хранились все городские деньги.

А потом они пытались бороться за революционную нравственность и, ведомые комиссарами, в том числе и Геммой, в одну из декабрьских ночей учинили набег на публичные дома, во множестве расплодившиеся на окраине города, в предместье реки Сазанлей. Всего за один набег красногвардейцы задержали около 50 проституток, но, не зная, что делать с женщинами легкого поведения, отпустили их через несколько часов восвояси.

Несмотря на кажущуюся едва ли не военную организованность Красной Гвардии, брожение в ее рядах наблюдалось серьезное. Именно красногвардейцы приняли самое активное участие в мятеже 19 февраля по старому стилю - 4 марта по новому 1918 года, когда некий "штаб представителей народной власти при местном бюро социалистов-революционеров" (эсеров) призвал балаковцев в день освобождения крестьян от крепостного права собраться всем вместе и свергнуть еще не окрепшую советскую власть.

Во время мятежа был убит брат Николаевского (Пугачевского) военкома Василия Ивановича Чапаева Григорий. Мятежников усмирили довольно быстро. При помощи большевистски настроенных красногвардейцев и при поддержке красногвардейских отрядов Чапаева и Шкарбанова. Однако примирения не наступило. В России началась гражданская война.